О том, что Адлер умер, и завтра его будут хоронить, Тома узнала случайно. Поехала на Озёрку за овощами и узнала. Если б муж не любил помидоры с рынка, она б туда и не поехала. А так — вот. Услышала, как две тётки какие-то разговаривают.
Тома не постеснялась и у них спросила:
— Какой это Адлер? Который врач?
Тётки говорят:
— Да, этот.
И она сказала:
— Надо его проводить. В знак благодарности за сына и прочее.
И ещё сказала:
— Где он живёт, ну то есть жил, не знаете?
Тётки отнеслись к ней с пониманием. Переглянулись между собой и дали адрес.
В последний раз на приёме у Адлера Тома была в молодости. Лет тридцать назад. Или чуть меньше. А с тех пор как сына она успешно родила, и всё у неё в организме нормализовалось, Тома его и не видела. За ненадобностью. Сыну летом как раз тридцать стукнуло. Седьмого июня.
Без доктора упомянутого кого-либо родить у Томы не получалось. Она и к врачам ходила, и к бабке, и к известному знахарю без толку ездила.
Тогда бабы ей сказали: «В тринадцатой больнице работает один еврей. Зальман Айзикович. Запомнишь? Запиши. Фамилия простая — Адлер. Если он не поможет, никто тебе не поможет. Потому что все, кто родить самостоятельно, от природы, не в состоянии, к этому еврею обращаются. И он помогает».
Тринадцатая больница была далеко. На другом конце города. Тома даже не знала, где именно. Но бабы объяснили, мол, четвёртым автобусом до завода Коминтерна доедешь, а там рядом. Спросишь.
По своей воле она бы лечиться не стала. Стыдно ей было. Недостатки свои напоказ выставлять. Но муж сказал: «Иди лечись и баста». И сказал: «Мне ребёнок и на фиг не нужен, ты ж знаешь. Я только из армии, считай, вернулся в звании старшины, успею. Но батя говорит — без ребёнка это не семейная жизнь, а половая. И зачем, говорит, мы „Жигули“ покупали обманным путём с переплатой, дом строили, деньги копили, если оставить их будет некому? Не родишь, сказал, наследника — разводись и женись заново. Более удачно. А то и тебе на машине не дам ездить».
В больнице её послали в поликлинику. В поликлинике спросили адрес и тоже послали. По месту жительства. Но Тома туда не пошла. Потому что регистраторша ответила женщине в окошке, что Адлер сегодня с двух часов. Кабинет номер восемь. А времени было почти половина. Она кабинет этот восьмой обнаружила и села возле. Как будто первая в очереди. И Адлер тут же пришёл. Тома сразу поняла, что это он. Ну, во-первых, мужчина идёт в кабинет с табличкой «Гинеколог». А во-вторых, еврей, как ей и обещали. Вообще-то, она евреев от остальных людей отличала с трудом. Знакомых или там родственников среди евреев у неё никогда в жизни не было. Но этого отличила. И вскочила прямо перед ним со стула. Вскочила и говорит:
— Зальман-это-Айзикович. Я к вам.
Он говорит:
— Талончик взяли? Я сейчас переоденусь и приму.
Она говорит:
— Нет у меня талончика. Потому что я из Ленинского района. И детей у меня тоже нет.
Он подумал и говорит:
— Ну заходите. Куда вас девать.
Сам за ширмой переоделся в халат. Вышел. Всё подробно расспросил. Потом осмотрел её, как положено, со всех сторон. В том числе снизу. И говорит:
— Вам нужно в больницу лечь. Пройти курс лечения. Но я вас положить не могу. У вас своя районная больница есть.
— А кто может? Положить. — она спрашивает.
— Завотделением, думаю, может. Марья Ивановна. Но боюсь, она у вас за это денег попросит. А у вас, я думаю, их нет.
— У меня нет, — Тома говорит. — А у свёкра есть.
— Ну тогда как хотите. Она сейчас в соседнем кабинете. Но я вас предупредил.
Вылечилась Тома, конечно, не сразу. В больницу раза три ложилась. С перерывами. И каждый раз заведующей приходилось платить. Свёкор платил молча. Не жаловался. Видно, очень внуков хотел. Говорил только: «Ох и ушлый этот твой Айзикович. Сам к деньгам не притрагивается. Всё через начальницу провёртывает».
Что он там, у неё внутри делал, доктор этот, как лечил и чем, Тома, понятно, не знает. Но всё кончилось хорошо, как в сказке. И она родила сына. Не богатыря, три килограмма всего. И пятьдесят сантиметров. Но здорового — аппетит у ребёнка был такой, что не прокормить…
Поэтому назавтра купила Тома четыре цветка и поехала по добытому адресу. На похороны доктора, давшего, можно сказать, жизнь её единственному сыну. Людей у дома собралось не слишком много. Но всё-таки и не мало. Знать она никого там не знала и знать не могла. Стояла сама по себе и слушала от нечего делать, о чём говорят люди. А говорили они, что надо же, восемнадцать лет человек на пенсии, а сколько женщин пришло с цветами. Узнали как-то и пришли. Значит, помнят его и уважают. Несмотря на то, что посмертно.
И Тома съездила со всеми на Левобережное кладбище. Хотя ехать пришлось стоя. А там женщины стали выходить по очереди и говорить по несколько тёплых слов об умершем. Чаще всего начинали они с «если бы»: «Если бы не доктор Адлер, я бы не выжила, потому что медицина была бессильна. Если бы не он, у меня не было бы детей», — и так далее. Они говорили, а жена доктора, ставшая его вдовой, незаметно плакала.
Тома говорить не собиралась, потому что не умела. Но неожиданно для себя тоже шагнула вперёд и сказала: «Он мне, — сказала, — сына родил. Когда все признали меня окончательно бездетной».
Потом она бросила на гроб кусок жёлтой глины, и он стукнул по крышке, развалился надвое и скатился в яму.
А на поминки Тома уже не поехала. Всё-таки чужой человек. Неудобно. Да и муж скоро должен был с работы прийти. Если её дома не застанет, начнёт кричать: «Я работаю! А ты шляешься где-то. Вместо того чтоб подать мужу обед из трёх блюд».
Они, если честно, плохо живут с мужем. Без чувств. По привычке живут. Пока сын маленьким был — ничего они жили, сносно. Даже в Ялту два раза ездили. А как вырос он и сел, так совсем стали жить скучно и низачем.
Но сын скоро выйдет. Меньше двух лет ему осталось. И всё ещё, может быть, у них наладится.