Да, вот такой Проша человек. Такой, а не другой или, допустим, третий. Что делать? Любит он всяческий азарт и праздник жизни. Чтоб вскипала она, жизнь, бурлила и чтоб волновала разного рода сюрпризами позарез. Ему бы в «Монте-Карло» — это у нас казино такое — досуг проводить. Да кто его туда без денег пустит? Вот ничего ему и не остаётся, как споры пустые затевать. Со всеми и по всем возможным поводам бесконечно. Нет, он легко спорил бы и на деньги, но денег у Проши не бывает. По причине его лёгкой, как дуновение ветра, мудаковатости. А если они появляются, то через полчаса их опять нет. Вот и спорит Проша чёрт знает на что для поддержания куражу и африканского накала страстей, а также и для доставки себе самому незабываемого удовольствия. И вечно (выигрывая споры далеко не всегда) он то на люстре висит болтаясь, то под кроватью спит без простыни, то на четвереньках по улице Ленина бродит. Петухом тоже, было такое мероприятие, Проша кричал. Сутки. Двадцать четыре часа без продыху. Не спал, не пил, не курил. И хоть бы охрип. После чего пришла ему мысль прославиться на всю страну и на весь мир через книгу рекордов Гиннеса. Думал — заслужил он. Но ему объяснили, что таких петухов у них в базе данных курятник — мол, мало ли в стране и мире дураков.
А сколько за свою жизнь получил Проша честно проспоренных подзатыльников, пинков, оплеух и затрещин — не счесть даже на калькуляторе всемирно известной фирмы «Casio».
От него и жена сбежала, наверно, из-за его страсти этой дурацкой и невыносимой. Нет, ну, конечно, не только из-за неё, да и не сбежала, если с документами свериться. Она на заработки уехала подальше от родного порога в Италию. С целью там одного Джованни годовалого нянчить нелегально за кэш. За триста долларов в месяц, получаемых в лирах страны пребывания. И хозяйка, Джованнина мама, теперь волнуется, что её любимый ребёнок и наследник будет говорить по-итальянски с днепропетровским акцентом. И требует от Прошиной жены Лены, чтобы колыбельную она пела Джованни исключительно на великом и могучем итальянском языке.
— Вам пронто или бельканто? — спрашивает Прошина жена.
А Джованнина мама отвечает:
— Ка-а-к?!
Да, если говорить по существу, Проша сыграл, свою роль в отъезде Лены на эти пресловутые заработки. Потому что не стало у неё сил наблюдать его вышеупомянутые лёгкость и мудаковатость в непосредственной близости. Но не главную роль он сыграл, а, так сказать, роль второго плана. А главную сыграло то, что у Лены дочь любимая была от раннего брака, на данный момент студентка. Ну, и раз студентка, за учёбу нужно платить из семестра в семестр назначенную сумму денег? Нужно. А чем? Поэтому она и уехала в Италию, Лена. Денег одолжила пятьсот долларов у всех подряд понемногу и уехала. Там целая группа под видом туристок собралась, села в автобус, купив официальные путёвки, а обратно на родину автобус пустым вернулся, с одним шофёром.
Зато теперь Лена тем же самым автобусом передаёт дочке через границы ежемесячные посылки. А в посылках не только разная еда итальянская и кое-что из одежды-косметики, но и деньги — чтоб учёбу вовремя оплачивать и молодость проживать более или менее изящно. Под Новый год сто двадцать долларов она так прислала, в посылке. С целью за второй семестр плату внести и на каникулах повеселиться. А Проша, узнав о деньгах присланных, сказал своей красавице-падчерице без зазрения совести:
— Разменяем, — сказал, — полсотни к празднику, а то у меня ни копейки?
И падчерица сказала:
— Разменяем.
А что она могла сказать отцу своему, пусть не родному, а приёмному. Тем более она и сама быстро научилась деньги на учение зарабатывать. И полсотни туда, полсотни сюда особого значения для неё не имели.
И Проша накупил артёмовского шампанского, икры красной Южно-Сахалинской, колбасы всякой и других закусок в ассортименте, восемь гривен сдачи падчерице вернул, пригласил друзей и подруг, и они Новый год встретили с распростёртыми объятиями и, как принято в наших краях, под ёлкой. А потом сели спьяну в скорый поезд дальнего следования и поехали в Карпаты — на лыжах с горы кататься. И Проша со всеми поехал. На какие шиши — неизвестно.
И там этот эпизод с ним приключился. И засел в его головном мозгу. Почему засел — один Бог знает и тому свидетель. Пустячный же эпизод. Проходной.
В ресторане турбазы «Гуцульщина» всё действие происходило, за ужином. Там официантка работала такая, значит это… Ну, в общем, ладно. И носила она синюю розу в зелёной причёске. Геша говорил: «Женщина с розой в голове». А причёска представляла из себя парик. И Геша сказал за столиком для общего разговору:
— Судя по бровям, — сказал, — под париком она брюнетка.
На что Проша, конечно, ответил:
— Спорим — блондинка. Брови крашеные.
Денег, ясное дело, Проша не имел — чтобы поспорить как следует и подобает мужчине. Какие деньги, когда Геша и другие за него везде и всюду расплачивались. И Проша по обыкновению предложил эксклюзивные условия спора:
— Кто проиграет, — сказал он, — тут же снимет с себя штаны. Прямо в ресторане, на глазах у изумлённой публики, и: бурные-аплодисменты-все-встают-овация.
— Замётано, — сказал Геша. Хотя он-то как раз спорить не любил, а штаны снимать не любил ещё больше. Тем более на публике. Но может, выпил он лишнего. Или устал на крутых скоростных спусках, переутомился, а может, просто видел он эту официантку без парика. Геша, он много чего видеть в жизни успевал и умудрялся.
И подошёл, значит, Проша к официантке и говорит ей всё честь по чести, мол поспорили, и не снимет ли она по случаю спора парик. Официантка говорит:
— Если в счёт включить — я вам что угодно сниму.
— Включайте, — Проша ей говорит — всё равно же не ему платить.
И вот снимает официантка с головы парик вместе с розой, а Проша не сходя с места расстёгивает штаны, и они падают под собственным весом наземь. Он стоит волосатыми ногами в них, как в омуте. Официантка смотрит на штаны. На ноги. На Прошу. Ныряет головой в парик. Поправляет его перед зеркалом, записывает что-то в книжечку. Зал вместе с исполняющим «Маричку» оркестром тоже смотрит на Прошу — похоже, восторженно. Проша держит паузу, приседает, подбирает с полу штаны. Щёлкает пряжкой ремня. И раскланивается, как во МХАТе. Срывая одинокий аплодисмент пьяненькой старой девы. На этом инцидент и исчерпался бы. Если бы Прошины мозги не повели себя глупо.
Впервые в жизни, стоя посреди ресторана без штанов, Проша подумал: «Зачем я это сделал? Нет, ну зачем я это сделал? Зачем?!» И когда штаны заняли на нём своё законное место, вопрос «зачем?» не исчез сам собой в плотных слоях атмосферы, а остался в Прошиной черепной коробке и забился о неё изнутри в ритме пульса: зачем, раз-два, зачем, раз-два, зачем…
И никто не ответил на этот простой вопрос Проше. Даже окружающая тишина не ответила. Потому что не было в ресторане окружающей тишины, а было в нём наоборот, очень шумно. И к тому же страшно накурено.