I Вечерние смены Густаву нравятся. Но меньше, чем утренние. Вечером народу больше и работать сложнее. Зато перед работой можно позволить себе бутылочку пива. В обед. Как он любит. Обычно-то Густав её себе не позволяет, но знает, что это можно, разрешено.
Он лысоват, толстоват и чуть хамоват. А также здоров и огромен. И согласно своим способностям, работает тайным охранником в гипермаркете «ТОМ». Ходит с тележкой под маской рядового покупателя и следит. Чтобы кто-нибудь чего не спёр. А тех, кто спирает — безжалостно скручивает, вплоть до того, что кладёт лицом в пол и удерживает до прибытия полиции. Особенно он настораживается, когда слышит русскую речь. Не потому, что русские, в смысле, немцы из Казахстана и евреи отовсюду, воруют больше других, просто русская речь его настораживает. Возможно, это гены. В смену нахаживает Густав до пятнадцати километров. И по числу поимок ему нет равных. За это он регулярно получает от шефа благодарности. А премий не получает. Так как ловить воров входит в его служебный долг.
В нерабочее время Густав живёт один. У него нет ни жены, ни подруги. Поэтому он посещает пуф* на Ляйпцигерштрассе. Правда, редко. Раз в месяц. В пуфе Густав берёт всегда одну и ту же девушку — Наташу. Она то ли русская, то ли чешка, то ли полька. Но в данном случае национальный вопрос Густава не волнует. Потому что в Наташе ему нравится совсем другое. И ей в нём, наверно, тоже что-то нравится. Не зря же она просит его приходить почаще. На эти просьбы Густав не отвечает. Молчит, и всё. В конце концов, это его дело — когда приходить и как часто. Не может же он посвящать Наташе всё свободное время и все свободные деньги. Он должен ходить и в пивную, и в боулинг, и в фитнес-клуб. И на отпуск себе откладывать должен. И на старость.
Зато он думает о Наташе на работе. Думать в любом случае о чём-нибудь нужно. Он думает о ней. Особенно если видит девушку, на неё похожую.
Эта девица, кстати, тоже Наташу напоминала. Хотя видел он её только со спины. Спина показалась ему подозрительной. Такая узкая, суетливая спина. И, конечно, девица сунула в рюкзак бутылку Мартеля и палку салями. А чипсы, багет и лимон в тележку положила. Для отвода глаз. Чтобы за них, значит, заплатить в кассе. И он всё это издали профессионально заметил. Приблизился к ней сквозь толпу покупателей. Занял выгодную позицию и, как только она расплатилась, налетел с тылу. Хотел по привычке затолкать в служебное помещение, но она с перепугу от него увернулась. Пришлось завалить её на пол прямо у касс. Чтоб уж не ускользнула. Из-под ста двадцати килограммов. А она, надо отдать ей должное, хотела. Извивалась и что-то такое сипела, ругательное. «Arschloch, Scheiße"*** и тому подобные гадости.
И вот, лежат они на полу в два этажа, люди мимо тележки катят, некоторые через них переступают, а полиция не едет. Обычно через минуту-две на месте. А тут не едет. И, конечно, девица эта, под охранником — пытаясь его сбросить — начинает делать неприлично-поступательные движения задом, передающиеся телу охранника тоже. При этом она кричит:
— Насилуют!
— Не насилуют, а фиксируют, — говорит охранник.
А она своё:
— Насилуют, спасите!
Естественно, покупатели их понемногу обступили. В возмущении. Цивилизованная страна всё же. Не какой-нибудь Бангладеш. Обступили, стоят-ждут. Чем дело кончится. И вот тут уже появляется полиция.
— Быстрее, — говорят покупатели, — здесь девушку насилуют. У нас на глазах.
Полиция говорит:
— Интересно.
А охранник говорит:
— Да вы что? Да я ж… Да вы ж меня знаете.
Полицейские стоят молча — все незнакомые. Может, новенькие. Но самое главное, поглядел он наконец на отловленную девицу. Вблизи. И охренел.
— Не та, — только и смог выговорить.
И ещё:
— Как же это?
Потом начал он нервничать и удивляться:
— А где же та?
В общем, подхватили охранника под руки и в бус полицейский культурно запихнули. Пострадавшая и три самых активных свидетеля тоже туда влезли. Чтобы ехать в участок. Но охранник стал вырываться и орать, что должен поймать воровку, которая с Мартелем, иначе она безнаказанно уйдёт. Полицейские его, конечно, наручниками к себе пристегнули. Чтоб не дёргался. «Сопротивление полиции, — говорят, — знаешь, чем пахнет?» А один из них ещё и воздух в себя потянул носом:
— О, — говорит, — да он пьян.
И надо же было Густаву именно сегодня эту разрешённую бутылку пива выпить. Запах-то пивной в нём долго держится. Свойство организма такое. Особенность.
— Кто пьян? — возмутился Густав. — Я в двенадцать часов одну бутылку пива всего. За обедом. Имею право.
А полицейский с тонким нюхом говорит:
— Поори тут ещё, поори.
II В отличие от Густава Инна красива и беспечна. И не может закончить университет. Седьмой год учится, и всё никак. Бывает. Естественно, стипендию давно не платят. Поэтому она в пятницу и выходные работает. Официанткой в греческом ресторане — там хозяин русский и почти весь персонал. А в остальные дни Инна подрабатывает в пуфе на Ляйпцигерштрассе. Если есть желание. По свободному графику. Руководство пуфа ей всегда радо, потому что она пользуется спросом и хорошо владеет профессией. Но всё равно денег, чтобы жить достойно в своё удовольствие, не хватает. А жить без удовольствия Инна считает унизительным. Но живёт, конечно. И мирится с тем, что государство доплачивает ей за квартиру. Как малообеспеченной. На том же основании она ворует в супермаркетах. Не часто и не много. Под настроение. Ну, там бутылку хорошего коньяка. Или палку итальянской колбасы. Той же салями Милано. Чтобы устроить небольшой праздник. Себе и подругам. Потому что, как говорят немцы, Spaß muß sein!*** И они правы. Не всегда, но тут — точно.
Короче, прибежала она домой, где подруги её ждали. Отдышалась.
— Еле, — говорит, — ноги унесла.
Подруги говорят:
— От кого?
А она:
— Да от воздыхателя Наташкиного. Следил за мной в «ТОМе». Чтобы поймать.
— Ну?
— Ну, и не поймал. Спутал с какой-то тёлкой. Я задницей почувствовала, что он меня ловит, и в щель за полки нырнула, из толпы. Хотела выложить всё из рюкзака. А он на другую накинулся. По ошибке. Ну, пока то-сё, я расплатилась и ходу.
— А с другой, той — что? — Наташка спрашивает.
— Да ничего. Он её повалил, а она начала вопить, что её насилуют. Размечталась. Полиция приехала и его повязали.
— Как? Он же охранник.
— А я знаю, как? Видела, что повязали. Ладно, давайте гулять.
Они нарезали лимон, колбасу, багет, разорвали упаковку на чипсах. И стали выпивать. Только молча почему-то. Сидят, выпивают потихоньку. Как на похоронах. Ну, ещё заедают выпитое. Кто лимоном, кто чипсами, кто колбасой. И настроение у всех постепенно портится. Почему — неясно.
А потом, через время, по местному ТВ Инна сюжет увидела. Как охранника этого судили. Правда, ему повезло — от изнасилования отвертеться удалось. Все свидетели под присягой утверждали, что он делал характерные движения нижней частью туловища. Но адвокат потребовал провести следственный эксперимент и доказал, что не обвиняемый их делал, а потерпевшая. А обвиняемому они только передавались по законам физики. И алкоголя в крови у него, считай, не обнаружили. Хотя за превышение полномочий, оскорбление действием, насилие над личностью и нанесение травм лёгкой тяжести — всё-таки осудили. Охранник оправдывался, мол я же воровку задерживал, будучи при исполнении. А судья сказал: «Задерживать надо, не унижая преступника и его человеческое достоинство. Тем более что вы невиновную задержали».
И проснулась после этих новостей в Инне совесть. И давай её грызть. Раньше она не знала, что это такое. Вообще не знала. И даже родная мать её бессовестной называла. Из-за пуфа. А тут на тебе. Грызёт и грызёт. На ровном, считай, месте. То есть, конечно, не совсем на ровном. Всё-таки человека из-за неё посадили. Считай, ни за что. Вот это, видно, её и мучило. Что из-за неё и ни за что.
И решила она идти на приём в тюрьму. Просить свидания. Пришла.
Ей говорят:
— Какое свидание, он понедельно наказание отбывает. В воскресенье выйдет, и свиданничайте сколько влезет.
А она говорит:
— Понимаете, мне очень надо.
Ей объясняют, что нету ни причин, ни оснований. А она «мне надо. Понимаете?»
Ну, и в итоге тюремное начальство сказало:
— Дайте свидание этой сумасшедшей.
И ей дали свидание. Привели Густава.
Он смотрит — девка какая-то красивая. Красивее Наташи.
— Ты кто? — говорит.
А она:
— Я хочу спросить, может, нужно тебе чего?
А он:
— Да нет, я по неделе сижу. В счёт отпуска на работе беру и прихожу сидеть.
— А когда кончится отпуск?
— Когда кончится, придумаю что-нибудь.
— Это хорошо, — она говорит.
А он:
— Тебя как зовут?
— Инна.
— Где-то я тебя, Инна, видел.
— Какая разница, — она говорит, — где.
— Никакой, — он соглашается. — Действительно.
Ну, так поговорили они ни о чём, и ей на душе полегчало. И отлегло вроде. Встала она, чтобы уходить.
— Будь здоров, — говорит, — увидимся.
А он:
— Да я здоров. И увидеться, — говорит, — совершенно не против.
Говорит, а сам её разглядывает в упор мучительно. И:
— Где же, — говорит, — я тебя раньше видел? Ну где?
Так и не вспомнил.
_______________
* Публичный дом
** Распространённые немецкие ругательства. Означают «дырка в жопе» и «дерьмо».
*** Удовольствие должно быть.