Со станции Лёха приехал на такси. Как барин. Хотя идти там было километра три.
Отец и мать были уже дома.
— Чего не предупредил? — сказал отец вместо «здрасьте». — Я б встретил.
— Что я, дороги не знаю? — сказал Лёха.
Мать кинулась накрывать на стол.
— Есть хочешь? — спросил отец, чтобы что-то спросить.
— Не откажусь, — сказал Лёха и опустился в кресло. Кресло под ним заскрипело.
Отец тоже сел и попытался начать разговор. Но разговор не начинался. Наконец, он спросил:
— Как здоровье? Ты ж писал, ранение у тебя было. Зажила рана-то?
— Зажила.
Отец опять замолчал. Покряхтел.
— Надолго к нам? Или, может, насовсем?
— Посмотрим, — сказал Лёха. — Отдохну пока.
— Ну отдохни, — сказал отец, а мать тихо всхлипнула. Так тихо, что никто и не услышал. Наверно, от радости.
— Выпивать будем?
— Будем, — сказал отец. — Праздник у нас или не праздник?
Мать вынула из морозилки праздничную водку. Которая для гостей. Всё остальное уже стояло на столе. Только на плитке, на синем огне, булькало жаркое.
— Может, позвать кого? — спросил отец.
— Не хочу сегодня, — сказал Лёха. — Давай так выпьем. Без свидетелей.
— Ну как скажешь.
Они сели за стол. Приготовились.
— Мать, — крикнул отец в кухню. — Ну где ты там?
— Иду, — ответила из кухни мать, а Лёха взял в ладонь замёрзшую бутылку и медленно прочёл: «Путинкаблядь».
— Нашёл, что читать, — сказал отец, — наливай.
Лёха налил две стопки доверху и одну до половины.
— За мир? — сказал отец.
— Во всём мире, — сказал Лёха, и они выпили.
Мать тоже успела прийти и выпить с ними.
— Хорошая, — сказал отец.
— Пить можно, — сказал Лёха. — И не такое пили.
Они стали закусывать. Не торопясь, тщательно пережёвывая пищу. Хотя есть Лёха хотел давно.
— Винегрет вкусный, — сказал он, — маслом пахнет.
— Так с маслобойки масло, — сказал отец. — Из своих семечек.
Выпили по второй. Мать подала горячее. Ели и говорили о ерунде, ни о чём говорили. Но долго попраздновать в кругу семьи им всё же не удалось. Прознали в посёлке, что Лёха приехал. Наверно, такси кто-нибудь видел. И к ним прискакала кума. Удостовериться.
— Ой, — сказала, войдя, — Лёха вернулся. А я за солью. Нинка магазин заперла — корона у неё. И ковид.
— Сейчас дам тебе соли, — сказала мать и встала.
— Да сядь ты, — сказал отец. — У неё соли запас на две мировых войны. Выпьешь с нами?
— Выпью, — оживилась кума. — Да.
Мать принесла стопку. Тарелку и вилку тоже принесла. Отец налил.
— С возвращением, — сказала кума. — Крестник.
— Спасибо, — они чокнулись.
— Ты повзрослел.
— С четырнадцатого года все повзрослели.
— Офицером стал, — она взглянула на звёздочки.
— Лейтенантом, — сказал Лёха. — Ещё после училища присвоили. Давно.
— Ух ты, — сказала крёстная. И сказала: — Ну, я побегу?
Она ушла, как пришла, а отец сказал:
— Сейчас пойдёт по людям, языком трепать. Про соль и не вспомнила.
— Да пусть треплет, — сказал Лёха. — Нам скрывать нечего.
Они допили водку. И Лёха сказал:
— Пойду и я, пройдусь. По малой родине.
Он как-то неуклюже поднялся, и его сильно качнуло.
— Может, вместе пройдёмся?
— Да ну.
— Фонарик дать? Темнеет.
— У меня в телефоне есть.
— Всё у вас в телефоне, — сказал отец, — ну всё — за что ни возьмись.
Лёха вышел за калитку, закурил и двинулся по дороге. Навстречу ему никто не попадался. Совсем никто. И казалось, что посёлок пуст. «Вымерли они все, что ли», — думал Лёха и шёл дальше. Шёл, конечно, к Витьку. Куда ещё мог он идти?
В училище они поступили вместе. Но учился Витёк плохо. И на последнем курсе просто подписал контракт. Позже, когда Лёха тоже ушёл на контракт взводом командовать, они случайно встретились, но не поговорили. Витёк был пьяный. Или обкуренный. А потом Лёхе сильно не повезло. Два года по больницам. Так что больше они не виделись.
Мать Витька открыла дверь и пошла в дом. Лёха за ней следом.
— Здравствуйте, — сказал в спину, — тётя Стеша.
Она не ответила. А в комнате сразу спросила:
— Говорят, ты в офицеры вышел? В начальники?
— Лейтенант — не большой начальник, — Лёха говорит. — После училища всем присваивают. Лейтенантов.
— В Ростове, небось, служил?
Лёха подумал и говорит:
— Почти.
— Я была в Ростове, — мать Витька говорит. — Там у них спецприёмник.
— Ростов большой город, — говорит Лёха.
А она говорит:
— Я и в часть его ездила. Воинскую. В части сказали — на учениях. Столько лет учится, и всё никак.
Она вздохнула. Лицо сморщилось и постарело.
— А ты, значит, в Ростове?
— В Ростове.
— В училище, в лейтенантах? В Ростове? Сука.
Лёха растерялся и кивнул.
— А Витька нет. Не вернулся с учений. Ты из своего Ростова, — говорит, — почему-то вернулся, а он с учений почему-то нет.
Лёха не знал, что ей ответить и что делать дальше — не знал. Решил было уйти. Но до двери не дошёл. Остановился. Потоптался на месте. Обернулся кругом и начал подворачивать брюки. Сначала одну штанину, потом другую.
Она опустила глаза. И посмотрела на его ноги.
Хотела что-то сказать.
И раздумала.
Потом говорит:
— Ну хоть без ног. И на том, — говорит, — спасибо.