Да, конечно, легко говорить «Гришка фашист, Гришка фашист», а пожили б все эти говоруны с детства, а то и раньше, в какой-нибудь Караганде или в томжесамомдопустим Кемерове одноимённой области, да ещё не в городе как таковом и в его черте, а в ЖР 1, скажем, под названием Промышленновский Пионер — посмотрел бы я, кем этим вышеупомянутым всем стать захотелось бы. В конце концов.
Гришка, он тоже не сразу после рождения в полублагополучной семье простых тружеников к фашистам подался. Он сначала прошёл тяжёлое детство без памперсов и витаминов, потом в школе учился на хорошо и отлично, хоть в пионерской организации и не состоял. По причине её временного исчезновения из новейшей истории великой страны. Потом в качалку ходил по вечерам маниакально. Будучи культурным в некотором смысле человеком. Культурой тела он занимался и её повышал до предела. Чтоб всё как положено и как в анатомическом атласе испокон веков нарисовано: пресс там, трапеции, бицепсы с трицепсами, жим лёжа, толчок и тому подобное. Может, качалкой всё бы и ограничилось. Если б Гришка, пойдя наперекор против воли родителей, сначала в университет не попал по конкурсу, а позже по «скорой» — в ГУЗ КОКПБ2, а говоря проще, в дурдом областного масштаба и значения. После их университета многие в дурдом попадали. Особенность такая. Малоизученная. Видно, манера преподавания там настолько прогрессивна, что когда теоретическая база сталкивается с практической действительностью, многие молодые люди психически не выдерживают перегрузок. О чём отец Гришку, кстати, недвусмысленно предупреждал. По-родственному.
Но Гришка, невзирая на отца, сделал по-своему. И университет он таки окончил. А дурдом нет, не потянул. Из дурдома его после первого же курса лечения выставили за дверь и сказали «иди на хрен с богом. Если что, мы тебя поддержим медикаментозно на дому. Раз ты уже не буйный. У нас, — сказали, — и буйные в коридорах лежат непривязанные, несмотря на коечную мощность 1022 койко-места». Тогда Гришка им удивился и говорит «кто, я не буйный?» И ушёл прямо из дурдома в фашисты, даже домой, к маме с папой, не заходя. Чтоб лишний раз с ними не встречаться и чтоб незамедлительно опровергнуть унизительный вердикт врачей. Хотел он, правда, по пути на работу заглянуть, в газетку к демократам коммунистической направленности, но представил, как шефу справку свою показывает, а тот говорит «бля, ещё один справочник. Да сколько ж можно, уже ж вся редакция со справками», и не стал никуда заглядывать. Вот кстати — он, Гришка, ещё и новости после университета своего писал в газетку. В качестве корреспондента. Люди от чтения нынешних новостей к врачам попадают, а он их писал… Ясно, что он тоже к ним попал, к врачам. А дальше, конечно, они уже во всём виноваты. Психиатры и вредители. Ну, и евреи. Коих среди психиатров миллионы и сотни тысяч, не говоря уже про среди вредителей. Это Гришке сознательные члены организации с порога объяснили. Широко раскрыв ему глаза и уши. Сказали «все они, начиная с Фрейда и Кащенко, жиды, унтерменши, русофобы и пидарасы, ну просто все до единого». А Гришка ни одного еврея в дурдоме не заметил и не распознал. Ни среди врачей, ни среди персонала, ни даже среди санитаров. Видно, просто по неопытности не распознал и под благотворным воздействием галоперидола. Галоперидол, он притупляет расовое чутьё и ослабляет арийскую бдительность масс. Поэтому они его и используют в своих закулисных целях. Врачи, в смысле. И пидарасы.
Вот. И походил, значит, Гришка в фашистах, походил, а потом говорит «а что тут у вас делать надо?». А ему говорят «как что? Во-первых, будь готов. А во-вторых, ненавидеть надо учиться, постигать, так сказать, азбуку ненависти с большой буквы». «К чему готовым я должен быть? — Гришка спрашивает. А ему отвечают «ко всему, вплоть до умереть за нашу любимую Родину-мать и за нашего великого фюрера лично». «А ненавидеть кого?» Подкованные расовой теорией и практикой товарищи начали было перечислять, мол, и тех, и этих, а потом говорят, чтоб далеко не ходить «да всех подряд ненавидь — не ошибёшься». Гришка поначалу обрадовался, что всё так просто и не нужно задумываться над тем, кого именно ненавидеть необходимо, а кого не обязательно, а потом всё ж таки задумался. От него же не зависит это. Он же не специально задумался, по своему желанию, это у него мозги самостоятельно задумались, возможно, вспомнив своё университетское прошлое. И товарищи по организации, конечно, эту его нездоровую задумчивость вскрыли. И пообещали пресечь, а в дальнейшем полностью искоренить. «Мы, тебе, — сказали, — мозги твои запудренные промоем, и всё будет хорошо».
И они промыли Гришке обещанные мозги. При помощи боевой и политической подготовки, специальной литературы для внутрислужебного пользования, а также физических упражнений с закаливанием воли и всего организма в целом.
Но промытые мозги, как выяснилось, действуют ничем не лучше запудренных. Даже хуже. Потому что от промывания запудренных мозгов в них образуется каша. От которой до триумфального возвращения в ГУЗ КОКПБ, то есть в дурдом — один шаг. Да и до чего похуже — недалеко. Чем в конечном счёте всё и закончилось.
Гришка по глупости своей и излишне детской откровенности проболтался, что у него справка есть соответствующая от врачей. И новые его идеологические друзья и соратники стали обниматься с ним крест на крест, говоря, что такой справкой не воспользоваться грешно и невозможно. Особенно если во благо всеобщему правому, хотя, конечно, и левому делу.
«И как мы будем ею пользоваться? — Гришка спрашивает. — С ней даже водки без очереди не дают». А друзья и соратники говорят: «Зачем тебе очередь и водка? Пить вредно для здоровья нашей нации, которая и так уже на хрен спилась. Ты лучше грохни кого-нибудь чуждого по месту жительства. Таджика какого-никакого или негра». Гришка говорит: «Где ж я таджика возьму в своём ЖР?» А друзья говорят: «Ну возьми еврея — их везде, как грязи — видимо-невидимо, — или, возможно, тувинца возьми. На самый худой конец хакаса можно грохнуть. Это без разницы кого. Тебе всё равно за него в уголовном смысле ничего не будет. Как счастливому обладателю документа, о котором любой член нашей организации может лишь только мечтать».
Ну, положение с евреями в Пионере было не лучше, чем с неграми и таджиками. Тувинцы с хакасами, может, и случались, но где именно дислоцировались, Гришка не имел понятия. Зато он знал не понаслышке одного коми. Соседа своего ближайшего. Хороший мужик, вежливый, зовут Колей. Когда всякие доброжелатели шутили, что Гришка похож не на мать, не на отца, а на заезжего молодца, в смысле, соседа, они имели в виду именно его, коми Колю этого.
«Я коми одного лично знаю, — Гришка говорит. — Коми вам подойдёт»? «Конечно, — говорят друзья-фашисты, — подойдёт». «А за что я его должен грохнуть? — Гришка спрашивает. — Коми». А товарищи по организации ему говорят «ну ты, блядь, тупой».
В общем, так и не понял Гришка, за что и почему. Но раз общее дело требует жертв, значит, тут и понимать нечего. Позвонил он в Колину дверь без предупреждения, Коля открыл заспанный, «а, — говорит, — это ты, входи». Гришка вошёл и сразу как вмажет Коле с левой. А потом с правой. Коля в падении кричит «Гриша, за что?», а Гришка ничего не отвечает, потому что и сам не знает. И продолжает своё. То есть прицельно и грамотно бить. И бил он его, значит, накачанными руками и ногами, пока это. В общем, такая вышла история. После которой Колю скромно, без почестей, предали гостеприимной кемеровской земле, а Гришку, конечно, опять в дурдом законопатили. Но подержали недолго — видят, он спокоен и тих, и пребывает практически в норме, ничем не отличаясь даже от врачей. Взяли и опять выписали. Сказав опять, что он таки не буйный. А с Колей это была просто необоснованная вспышка заболевания, которая больше, судя по их медицинским показателям, не повторится.
И вышел, значит, Гришка в очередной раз из больницы на свежий кемеровский воздух, сел в первый попавшийся семнадцатый автобус, который по маршруту «психбольница — цирк — кладбище» курсирует, а куда ехать, решить не может. Никуда ему не хочется. Ни в цирк, ни на конечную остановку. К фашистам, и к тем не хочется почему-то. И решил он заглянуть по старой памяти в качалку своей юности. Заглянул, а там никого. Походил Гришка меж снарядов ностальгически, сто кг толкнул с верстака дважды, эргометр повертел с бешеной скоростью при полной нагрузке и подумал: «Выброшусь я лучше из окна, чем так бессмысленно лечиться и жить».
Подошёл он к одной стенке, смотрит — нету окна. Подошёл к другой. И на другой нету. Он в туалет, в душ — нету окон. Сел тогда Гришка верхом на скамейку низкую, ударился в неё лбом и тихо, от всей души, заплакал. Забыл он, совсем забыл, что качалка у них в подвале располагается. И по этой понятной причине окон фактически не имеет.
_________________
1 ЖР — Жилой район
2 ГУЗ КОКПБ — Государственное учреждение здравоохранения Кемеровская областная клиническая психиатрическая больница