Александр Хургин. Страна Австралия. «Знамя». 1993. № 7
Оказывается, Австралия манит не только уральских меланхоликов (см. главку «Гражданин остающийся» о романе Валерия Исхакова), но и флегматиков с сангвиниками из ныне вполне самостийного государства.
Впрочем, проблемами суверенитета (и прочей большой политики) герои днепропетровца Александра Хургина вовсе не озабочены. Кое-кто, правда, в Москву ездит, кто-то у памятника Ленину голодовку объявляет, а иные полегоньку деньги делают. Но в Москву ездят за любовью, голодают за трехкомнатную квартиру, а деньги… что ж, деньги делали (те, у кого к этому склонность есть) и в раньшешные времена. Живут хургинские персонажи, согласно подзаголовку повести, «провинциальной, а также и иной жизнью», не слишком беря в голову, если одна другой сменяется. Удивляться некогда и незачем. Попав совершенно невероятным образом в далекую Австралию (а может, и в другую страну, «их тут, в свободном мире, до черта»), «они адаптировались к новому образу и подобию своей жизни, потому что человек, он имеет свойство привыкать ко всему и приспосабливаться».
Дурашливые тавтологии — главная примета хургинского слога. «Показалось ей, Лене, и почудилось», «поставила в известность и перед свершившимся фактом», «предчувствовал подсознательно и подспудно», «представитель рабочих масс и слоев» — далеко не полный список примеров, взятых с одной (первой!) страницы. Косноязычие, вопреки правилам, вовсе не окрашивает текст неуверенностью. Напротив, кувыркание по забавным штампам не дает повести распасться, а героям — упасть. Добродушный, полукомический сказ позволяет увидеть в череде кошмаров череду нелепиц; смешное не отменяет страшного, но и не дает ему полной воли. Жизненная сила присуща всем любимым героям (и особенно героиням!) Хургина. Кому-то золотые зубы три раза подряд выбивают, кто-то тридцать раз замуж выходит, кто-то весь век с пошляком-супругом мается. Все живут. Иногда, правда, умирают.
Со смерти всё и начинается. В первом абзаце говорится, что муж Лены Ярченко Жора «трагически погиб при несчастном случае, происшедшем на производстве». Дальше речь идет о Жориных возлюбленных, знакомцах, родственниках, сослуживцах. Главы поначалу кажутся разрозненными историями. Постепенно накапливаются переклички мотивов, намеки разворачиваются в сюжеты, встречи персонажей становятся все ожидаемей. Слово к слову, анекдот к анекдоту — и вот Жорина сестра, Жорина вдова, две Жориных любовницы (вообще-то, их было гораздо больше) прибывают в Австралию. Или еще какую-то страну. Потому что самолет, на котором они летели в Карелию, ветром с курса снесло.
Оно, конечно, невероятно. Но четыре миллиона в лотерею выиграть — тоже не часто случается. А деньги на карельский вояж именно такого происхождения. Стоит ли удивляться сюжетным чудесам, если четыре женщины после безвременной смерти Жоры-жизнелюба душа в душу живут и, как могут, пытаются друг друга поддержать и порадовать? Хотя у одной рак, у другой дети малые, третью ни один мужик удовлетворить не может, а четвертая обречена на существование с нелюбимым мужем. Раз пошла такая сказка, будет и миллион, и Австралия.
Раз не привыкать к горестям, почему бы и не порадоваться? Это свойственно нормальным и здоровым людям, нутром понимающим, что приспосабливаться к дурацкой жизни и подчиняться «волчьим законам» — это, как говорят в другом самостийном городе, две большие разницы.
Женщин и бывшего Жориного главного механика в загадочную страну ветром унесло. А бывший Жорин напарник Михайлов попал туда ещё более интересным способом. Таким интересным, что он даже и не объяснен. Просто ушел Михайлов из дому, устроился уборщиком в общественном сортире, затворился в подсобке при этом достойном заведении, и «никто его не нашёл и не выдал, несмотря на объявленные через газету розыски». Когда же остальные герои заявились в Австралию, обнаружился там Михайлов. Тоже при туалете. Но в трехкомнатной квартире, «все удобства, вплоть до телефона и телевизора». Очень уж хотел Михайлов «очутиться в стране Австралии», чтоб «при помощи этого забыть и стереть из памяти свою жизнь». Достаточно, заметим, грустную. Хотел — очутился. И не ностальгирует. Может, кроме прочего, и потому, что чем-то похожа его Австралия на тот город, откуда он убыл. Похожа — но лучше.
И никакой это не сон, не мечта и не царство смерти. Пилот «стойко опровергает все обвинения в преднамеренном и преступном угоне авиалайнера и противостоит всеми силами и средствами борьбе, возникшей неожиданно между двумя великими и дружественными державами — Россией и Украиной — за право обладания самолетом». Пассажиры, как было сказано, адаптируются. Кто-то домой хочет, кто-то — нет. Участки при аэродроме по шесть соток, во всяком случае, все взяли. Живут, словом. И умирают.
Повесть не только начинается, но и заканчивается смертью.
«И Даша (сестра Жоры. — А.Н.), конечно, не вернётся. Потому что она умерла. Она же была как-никак инвалидом второй группы (рак у неё был. — А.Н.) и от этого в конце концов умерла». Так что не такая уж сказочная эта самая страна Австралия. Не так всё весело в счастливой повести Александра Хургина. Не хуже Людмилы Петрушевской (прочитанной им с толком) знает писатель, что «жизнь истребима». Но вот утконосы… им по всем законам вымереть положено, а они — живут!
Отсюда три вывода. В-третьих, понятно, почему как меланхоликам, так и носителям других темпераментов снится именно Австралия. Во-вторых, пример утконосов обнадеживает. А во-первых: утконосы — молодцы!