Современная русская литература в зеркале критики
Что-то есть в нашем сегодняшнем воздухе, так сказать, располагающее — вслед за «Романом с простатитом» появилась повесть «Остеохондроз». Впрочем, автор «Остеохондроза», писатель Хургин — не последнее перо в нашей литературе. И если он выбрал такое название, то значит, это зачем-то нужно. Во всяком случае, критика уже отнесла эту повесть к заметным явлениям. Вот прочтение этого романа, принадлежащее автору «Независимой газеты» Андрею Урицкому:
«Опубликованная в № 6 журнала („Дружба народов“) повесть Александра Хургина „Остеохондроз“ построена как тонкая и сложная мозаика. Центральный персонаж Юрий Петрович Калиночка — современный „маленький“ человек, незаметный служащий с „несерьезной“ фамилией. Но он не придавлен жизнью, а сознательно поставил себя вне её потока. Он мало чему верит, ничему не удивляется, больше всего ценит собственный одинокий покой и считает, что литература интереснее жизни. Он не равнодушный и не бесчувственный, он твердо убежден в отсутствии смысла. Калиночка — обычный городской житель конца XX века, и однажды он столкнулся лицом к лицу со смертью. И от этой минуты как круги по воде, пошло разбегаться повествование, потому что смерть „может изобрести не только общий, так сказать, сюжет, но и массу мельчайших мелочей, деталей, нюансов, без которых не бывает настоящей литературы, настоящей музыки, настоящей жизни и настоящей смерти“. И Хургин цепляет фразу за фразой, эпизод, за эпизод. Составляя причудливый узор и не уставая повторять, что „всё дело в мелочах, и если не обращать внимания на мелочи, всё в жизни усреднится, и потеряет свои „характерные и отличительные черты“, и что „приятно всегда бывает именно от мелочей и пустяков, именно они расцвечивают и оживляют течение жизни, а иногда и привносят хоть какой-то смысл в существование каждого отдельного человека“. А окружающая действительность предстаёт как цепь абсурдных ситуаций — и то ли Зощенко печально глядит из-под бровей, то ли Гоголь невесело смеётся. И даже когда Юрий Петрович сталкивается со смертью, и жизнь его утрачивает равновесие, идет вразнос — трагедия на поверку оказывается фарсом, — но в другом случае фарс оборачивается трагедией.
Мучительное вглядывание приводит к неутешительному выводу: „Но проку нет и во многом другом. Например, в жизни… какой в ней прок, если она то длится себе и длится, хотим мы или не хотим, — то кончается независимо от нас и наших пожеланий?“ И всё же Хургин совершает усилие и пишет в конце: в отсутствии смысла свой особый смысл присутствует… отсутствие смысла и бессмыслица суть не одно и то же. Отсутствие смысла не нарушает всеобщей логики и гармонии бытия.“ И повесть как раз такова — преисполненна внутренней безумной логики и странной гармонии.»