Обшарпанные, кривые дома стояли вдоль улицы. Напоминая бывших солдат, искалеченных какой-нибудь мировой войной. В одном месте дома нарушали строй и ныряли во двор. Огибали там старую акацию и снова выползали на улицу. К мосту. И снова выстраивались в корявую шеренгу.
Первый дом во дворе был восьмым. Второй двенадцатым. Третий четырнадцатым. А десятого вообще не было. Старик искал его глазами в очках, щурился, но не находил. «Может, сбой в нумерации? — думал он. — И десятый просто где-нибудь на задах, за сараем»?
Но это сарай можно спрятать за домом, а наоборот нельзя. Десятого дома не было. Хотя именно в доме номер десять, в первом этаже, жила его мать. Там же, в начале сорок первого года, родился он, нынешний старик. От кого родился, мать ему почему-то не сказала. Ни в детстве, ни позже. Она и в загсе заявила, что не знает, кто отец ребёнка. Дала ему своё отчество — Евгеньевич, и всё. Поскольку её удачно звали Женей.
Квартиру напротив занимали Нилусы. Брат и три сестры — все старые девы. Брат тоже никогда не был женат. Так как в молодости они были очень заняты. Делали революцию. Потом ударно трудились на благо её побед. Потом сидели. В конце войны они неожиданно вышли и зажили одной семьёй. Мать посылала им праздничные открытки. И о них рассказывала. Сам он, конечно, их помнить не мог.
Теперь старик стоял под акацией и думал, что может насчёт номера ошибаться. Память в последние годы стала сильно его подводить.
Вдруг из-за спины спросили:
— Кого-нибудь ищете?
— Нет-нет, — ответил старик и обернулся. И увидел старуху. Совсем древнюю старуху — сморщенную и сгорбленную. Несмотря на лето, она была в тёплом платке.
— Вернее… — старик всё-таки решился спросить. — Вы давно здесь живёте?
— Я-то? — сказала старуха. — Я как родилась, так здесь и живу. Девяносто четыре года уже живу. И три месяца.
— А Нилусов не помните? Они тоже здесь жили. Кажется, в десятом номере.
Старуха обиделась:
— Почему это я не помню Нилусов? Я всех помню. Нилус в восемьдесят втором году умер, недавно. А сёстры его, правда, раньше умерли, — она что-то прикинула в своём уме и добавила: — И в десятом жили они до войны. А после войны в шестом. В шестой, считай, никто не вернулся. Погибли все. Потому они там две комнаты и заняли.
— Зачем? — не понял старик. — Эти комнаты были лучше?
— Они были хуже, — сказала старуха. — Но в десятый же бомба попала прямым попаданием.
— Бомба?
— Бомба, бомба, — сказала старуха. — В единственный дом на улице. Тогда и кошку мою убило. Кузьку.
«Вот, значит, в чём дело», — подумал старик.
Мать о бомбе ничего вроде не говорила. Она после войны здесь ни разу и не была. Отец её погиб, когда город немцам сдавали. В сорок первом. Мать умерла в эвакуации. В сорок втором. Так что некуда ей было после войны возвращаться. Тем более со стариком. То есть, конечно, с ребёнком на руках. Потому что тогда сегодняшний старик был ребёнком. Если бы бомба в дом не попала, она бы, может, и вернулась, а так — какой смысл? Раз не осталось у неё здесь ни кола ни двора, ни родных ни близких. То есть она правильно не вернулась. Поехав из эвакуации с бабушкой и тёткой в город Сталино. Где с отличием окончила мединститут и прожила всю оставшуюся жизнь более или менее сносно. И старик тоже там с ней жил довольно долго. Пока не повзрослел, не женился и не уехал с женой на постоянное место жительства за океан. В январе восьмидесятого года. Тогда как раз выпускать советских людей на свободу прекратили. Даже евреев. Ввели войска в Афганистан и прекратили. Но к этому моменту у них все документы были готовы, квартира сдана советской власти, багаж отправлен. И они чудом проскочили. А мать ехать с ними отказалась. Сказала: «Я уже как-нибудь здесь доживу. По привычке. А вы езжайте». И они поехали. И много лет жили в стране США. Жили трудно, но хорошо. Во всяком случае, не хуже других.
О матери старик спрашивать не стал. Не хотелось ему говорить о ней с чужим человеком. Рассказывать, что она давно умерла, что хоронить её было некому и что могила её не сохранилась.
Кстати, жена старика тоже умерла. Дети разъехались по свету и живут в своё удовольствие. А сам он почти уже дожил до конца. И вот, с бухты-барахты сел в Боинг и прилетел в город, где родился и где жила в молодости его мать.
С какой целью попёрся он за тридевять земель через океан? Что хотел здесь увидеть, что найти? Спросить не у кого.
После разговора со старухой он приковылял по чужому городу в гостиницу. Сложил свой чемодан на колёсиках и попросил дежурную вызвать такси.
В аэропорту он купил билет прямо на сегодня. И через три часа этот американский старик улетел в свои Соединённые Штаты навсегда. Гораздо раньше намеченного срока улетел, и адреса никому не оставил.