Рецензии на книгу «Бесконечная курица».
Маршрут через Лету
Александр Хургин живет на Украине, и сугубо украинские реалии нет-нет да и проглянут в его прозе. То всплывут цвета независимого государственного флага, когда «Фельцман обзывает Гопнера и Абрамовича голубыми евреями, а те ему отвечают вопросом: „А что, быть желто-голубым евреем лучше?“» То вспомнится, днепропетровская шутка, которая пошла гулять по городу, когда старый кинотеатр «Победа» без ремонта стал разваливаться, в кинотеатре «Родина» случился пожар, а на левой стороне Днепра построили типовой кинотеатр «Правда»: «Победу забыли, родина сгорела, а правда на той стороне».
Но при чтении рассказов Хургина думаешь не о том, как грустна Россия, Украина или даже Страна Советов. Думаешь:
— Боже, как грустна наша жизнь!
Эта окаянная жизнь по большей части еле теплится, истаивает, выветривается на глазах, обрывается насильственно — по заказу или недоразумению. Да и не стоит ничего. И не надо обольщаться, даже если начнется рассказ обнадеживающе: «Манякин лежал на смертном одре и тихо выздоравливал». Кончится всё известно как. И не у кого будет узнать, осуществилась ли перед самой смертью заветная мечта Манякина «как-нибудь протрезветь и задуматься». Да хоть бы и осуществилась…
При такой скудной жизни — чего, казалось бы, ждать от прозы о ней, кроме однообразия и скуки? А проза Хургина, напротив, живая и остроумная. И в сказовой, зощенковской манере вполне выдерживает зощенковский класс:
«А было все как? Танька Еремееву не дала. И бог его знает, что ей в голову забрело. Всем же давала. Ну всем — как часы. А ему — нет.
— Чего это, — сказала, — я тебе должна давать? Ты что мне, брат, жених или пионервожатый?
У Еремеева аж дар речи заклинило от таких ее наглости и коварства. Потому что ей, Таньке этой, ей никому не жалко было дать и не составляло труда".
А в диалогах Хургин то и дело заставляет вспомнить Довлатова:
«- Истина в вине, это же ясно, — говорил Макашутин.
— Неясно только, как ее оттуда извлечь, — говорил Дудко".
Ощутимый, но лишенный нарочитости абсурд разлит по всей книге Хургина. И если, скажем, «человек по имени Петрищев» окончательно утрачивает связь с миром, то этому предшествует скупой, но неотразимый набросок с натуры. На темной и довольно тихой улице Петрищев входит в темный трамвай без опознавательных знаков. «И те, кто вошел — вошедшие то есть, стали спрашивать у кондуктора: „По какому маршруту едет трамвай?“ — а кондуктор им всем по очереди терпеливо отвечал: „По семнадцатому“. „По семнадцатому“. „По семнадцатому“. Наконец, кто-то у передней двери кондуктору возразил: „А водитель сказал — по двадцатому“. На что кондуктор ответил: „Не знаю, по какому едет водитель, а я еду по семнадцатому“».
Возможно, днепропетровский трамвай попросту едет по мосту через Днепр — на ту сторону, где кинотеатр «Правда». Но у Хургина он явно раскачивается на волнах Леты.
Владимир Радзишевский
«Финансовая Россия» № 32, 2002
Книжный шкаф
Недавно начавшая существование серия под вроде бы усредненным названием «Современная библиотека для чтения» издательства «МК-Периодика» в своей прозаической части началась сразу с трех книг: Евгений Попов «Мастер Хаос», с подзаголовком «Открытая мультиагентная литературная система с послесловием ученого человека», рассказы Александра Хургина «Бесконечная курица» и повести Игоря Клеха «Охота на фазана». Книги Попова, Хургина и Клеха попадают под определение «другая литература». Наверное, следовало бы указать на наиболее характерный образец данного направления. Это созданная на кабельных работах в Шереметьеве в 1970 году поэма «Москва -- Петушки». Инаковость «другой литературы» не в том, что тем или иным образом продолжаются традиции прозы именно Венедикта Ерофеева, а в том, что эта литература стоит в стороне от казавшейся магистральной литературы социалистического реализма, с ее, по меткому выражению Михаила Светлова, мочащимися одеколоном комсомольцами, и диссидентской, на поверку оказавшейся оборотной стороной соцреализма.
Искусственность и надуманность, замешенные на «больших идеях», не то чтобы чужды «другой литературе». Это вообще разные пространства и разные планеты. Здесь если и ставятся «большие вопросы», то они, как и положено, остаются без ответа. Так, герой хургинского рассказа, давшего название всей книге, «фактически счастлив»: ведь «ничего в этом будущем не предвидится, и деньги никогда не кончатся, а с ними не кончится и курица (опрометчиво давным-давно сваренная героем и перемешанная с жареным луком), которая будет тянуться долго, и, может быть, даже вечно.
Мир «другой литературы» легко уходит от навязшего в зубах вопроса: «Литература ли зеркало жизни или же жизнь -- зеркало литературы?» «Другая литература» и есть сама жизнь.
Дмитрий Стахов
«Огонёк» № 40 (4768)
Октябрь 2002
КТО И ЧТО: Александр Хургин — пожилой человек 1952 г. р. из Днепропетровска, лауреат многочисленных литературных премий, широкому читателю до сегодняшнего дня неизвестный, написал книгу, после которой хочется перевернуть мир.
О ЧЕМ: Заинтересованным в свержении правящего режима (причем любого) рекомендуется издавать Хургина миллионными тиражами. Чтобы был в каждой школьной библиотеке. Чтобы милость к падшим, так сказать. Негодование по поводу участи униженных и оскорбленных. Гражданский пафос, все дела. Зябкины и Сиверцевы, Зуевы и Манякины мыкаются по жизни, беспомощно тычась носами друг в друга, по привычке тянут лямку, запивают свои нелюбови дешевым алкоголем и живут, живут, живут дальше… Вроде бы все эти сирые и убогие — продукты режима, не справившиеся с новыми «постсоветскими» обстоятельствами. Вроде бы нам-то с вами такими стать никак невозможно. Однако фокус в том, что слаб человек. И режим тут ни при чем, и свержение его никак не помогает.
КАК: Пронзительно. Читать временами невозможно: отворачиваешься от текста и глубоко вздыхаешь — то ли чтобы утрамбовать слезы, то ли чтобы унять что-то, похожее на стыд.
ЦИТАТА: Значит, ты будешь сегодня не пить?
ЧИТАТЬ: В качестве урока сострадания — обязательно. А революций с нас хватит.
Анастасия Вяземская
Журнал «Fакел» № 10, 2002 (Москва)
Потерянные люди
Герои днепропетровского писателя Александра Хургина — не герои вовсе. Обыкновенные нормальные люди. Без отклонений, без страстей. Но с привычками, привязанностями, комплексами. И живут-то они скорее всего в одном подъезде, в магазин один и тот же за водкой ходят, в троллейбусе № 17 ноги друг другу топчут, фабрику одну разворовывают. Словом, проживают одну и ту же жизнь: от получки до шабашки, от шабашки до вытрезвителя.
Героям Хургина легче пережить смерть любимого человека, чем непредвиденные расходы на похороны. Ссылаясь на тяжелые времена, люди словно оправдываются за свое свинское поведение. Все-таки чувствуют себя виноватыми. За то, что отбирают последнюю мелочь у нищенки. Не замечают взросления своих детей. Убивают случайно, мимоходом, за компанию.
30 рассказов сборника складываются в роман-эпопею об одиноких, одичавших, потерянных людях постсоветского города. Автор словно среди них. Он знает о маленьких радостях старушки Сергеевны с 3-го этажа, о страшной тайне Попова и о неприступном безразличии ЖЭКа, которому на все на это наплевать.